Ирина КОРНЕВА

Спектакль «Билокси блюз» по пьесе американского драматурга Нила Саймона, премьера которого состоялась в Томском театре драмы 22 декабря, поставил мальчишка. На первый взгляд, слегка безумный, с еще совсем детским лицом, но заметно талантливый и, что куда более странно, мудрый.

Режиссеру Евгению Лавренчуку 22 года. За это время он успел окончить Российскую академию театрального искусства (сейчас РАТИ, раньше - ГИТИС), поставить семь спектаклей, за некоторые из них получить премии, открыть в Москве свой театр и заслужить определенную репутацию в театральном мире. В Томске он эту репутацию подтвердил – спектакль у Лавренчука получился очень хороший.

- Вы еще не успели приехать в Томск, а здесь уже знали, что ставить спектакль в театре драмы будет ученик известнейшего театрального режиссера Романа Виктюка. Но вы вроде бы окончили оперный факультет РАТИ. Виктюк преподает на оперном факультете?

- Да, именно там он преподает. Я это только сейчас понимаю, а он постарше и поумнее, наверное, к тому же очень хитрый человек, поэтому он давно понял, что XXI век - за оперной режиссурой. Все тенденции драматической режиссуры, хореографии, видеоарта, кинематографа – все идет к опере. Опера, как оказалось, предсказала столько всего в свое время, что только сейчас расшифровывает кинематограф и современная философия.

- Для вас что было важнее – быть учеником Виктюка или учиться оперной режиссуре?

- Сначала я хотел просто поступить в Москву. Подал документы во все театральные вузы. Потом понял по атмосфере, что Щукинское училище – мимо кассы, МХАТ – мимо кассы, надо поступать в РАТИ. Через пару дней понял, что и РАТИ еще не так хорошо, как кажется, очень важно – к кому поступить. Можно поступить к какому-нибудь Пупкину, и тогда что РАТИ, что не РАТИ. В это время курс набирал Марк Анатольевич Захаров, я прошел конкурс… И тут в Москву из моего родного города Львова приехала Юдифь Львовна Львова, учительница Виктюка. Она очень старая была уже в то время. Мы с ней были знакомы, я вообще со многими старыми людьми знаком, у меня нет знакомых-ровесников. Мы гуляли по Красной площади, и вдруг она говорит: «Идем к Виктюку». Как к Виктюку?! «А он вот тут живет - Тверская, 4». Надо сказать, что давно во Львове я тайно записывал на видеокассеты все спектакли Виктюка. С 12 лет ходил на его спектакли, не понимал ничего, но понимал, что в настоящем театре все должно быть именно так, и никак иначе. Для меня это было как прозрение… В общем, говорю: ну пойдемте, ладно. И вот мы пришли, Виктюк в халате… Спрашивает: «А шо ты тут делаешь, дытина?» Я говорю: «Приехал поступать…» - «К кому?!» - «К Захарову». – «Больной! Да он же уже мертвый!» Я говорю: «Как мертвый?!» – «Импотент. Он уже ничего не может. Я позвоню сейчас министру, у меня на втором курсе есть место…» Я так и прилип к кожаному дивану. Поступить к Виктюку, который для меня был царем и Богом! Я вообще не думал, что он будет преподавать, что он опустится до педагогики… Но он меня действительно взял, на второй курс. Я не скрываю, что не за талант взял, а за красивые глазки. Я даже не сдавал экзамены. Только потом, во Львове, когда Виктюк приехал на фестиваль «Золотой лев», мы с ним пересеклись, опять же в доме Юдифь Львовны, он прослушал мою экзаменационную программу и прочитал мои режиссерские экспликации.

- Есть другая версия - что вы были зачислены на второй курс РАТИ после победы на Пушкинском конкурсе во Львове…

- Это ерунда. Каждый год побеждают люди, но нет такого правила, что победителей берут в театральный вуз. Моя победа и поступление никак не связаны. Это все равно что если завтра меня пригласят в Голливуд снять оперу «Пиковая дама», а Томский театр драмы скажет: вот, это после нас пригласили, мы воспитали талант, никто его не замечал, а мы заметили…

- Премьера первого спектакля возглавляемого вами Польского театра в Москве состоялась на сцене театра «Et cetera». Почему руководитель этого театра Александр Калягин вдруг пустил на свою сцену начинающего, никому не известного режиссера?

- Не знаю. Наверное, имело определенное значение, что выпускник Виктюка, что получил первую премию на студенческом режиссерском конкурсе за «Орфея и Эвридику» Брюсова…

- Хотите сказать, что никто вас не протежировал?

- Мэрия Москвы. Они написали письмо Калягину… Я хотел сыграть премьеру именно там, потому что хорошая площадка. 400 мест - это не огромный зал, но и не зальчик на 100 мест. И на Арбате – удобно добираться. Это же важно было – громко заявить о себе как о театре. Играли бы мы где-нибудь на задворках, никто бы о нас не услышал.

- Как вы выбираете пьесы для постановки?

- Мне не важно сейчас, что ставить, какую драматургию. Потому что в тех спектаклях, что я делал, я говорил об одном и том же. Я не могу сказать, о чем, это невозможно выразить, но они все про одно и то же. Хотя мои спектакли все очень разные, они не однообразные стилистически. Я, наоборот, всегда пытаюсь поиграть в жанры. Но это все равно один большой спектакль. Что касается «Билокси блюз» Нила Саймона, который я поставил в Томске, то, возможно, эта пьеса сама выбрала меня. Она у меня давно лежала, но я ее очень не хотел ставить, она мне не нравилась. А уж когда я посмотрел спектакль по этой пьесе у Табакова, подумал, что, точно, не буду ее делать. И когда получил предложение из Томска, то сказал главному режиссеру драмы: «Две недели я ставлю спектакль и уезжаю из Томска, до премьеры не сижу…» В итоге я здесь уже два месяца. Не уехал, потому что мне стало интересно работать. И я очень горд за этот свой спектакль.

- Вам понравилось работать с томскими актерами?

- Очень! Наверное потому, что работал с молодежью. Очень хорошие ребята, все сделали, что надо было сделать, и даже более того. Я всех их люблю.