Насилие на телевидении

А. Чикирис

Насилие на ТВ самое банальная и самая горячая тема бесед, парламентских прений, социологических опросов, психологических и социокультурных исследований, которые в сумме сходятся во мнении о негативном влиянии ТВ на общество в целом и на детскую аудиторию в частности. Хотя стоило бы уточнить, что насилие не исчерпывает более широкого и фундаментального понятия агрессии, особенно в свете работы К. Лоренца по этому вопросу. Агрессия бьет все рейтинги, и на сегодняшний день является самым коммерческим продуктом на ТВ. В результате чего телевидение взяло на себя функции самой подробной и всеохватной энциклопедии по агрессии, став, таким образом, самым популярным учебным пособием по агрессии, демонстрация которой, в свою очередь, пользуется невероятным успехом у мировой телеаудитории.

Это явление, носящее общемировой характер, означает смещение позиций гуманизма и его ценностных ориентиров на обочину сегодняшней культуры, если под последней понимать приоритеты прав и свобод личности в масштабах не только нашего государства . но и всего мирового сообщества в целом.
В минувшие четыре столетия, в течение которых, на стыке анализа античной идеи блага и христианской рефлексии любви, усилиями созвездия мыслителей, философов и просветителей, поставивших во главу угла идею Человека, происходило становление и оформление идеи гуманности, коренным образом изменившее облик нашей цивилизации, дав жизнь предмету нашей гордости, а именно всему спектру социальных и демократических институтов, призванных преодолеть противостоящие им формы угнетения личности.
Необходимо отчетливо себе представлять, что находящиеся в оппозиции демократии институции авторитарности, самодержавия, абсолютизма и т.д., удерживаются у власти не столько силой оружия, сколько архаическими формами коллективного сознания, принимающим собственное угнетение как гарантию стабильности и безопасности. Усилия социопсихологии преодолеть этот кризис наталкиваются на громадный комплекс проблем различного порядка и, судя по картине, складывающейся в сегодняшнем мире, довольно далеки от желаемого результата.
Предлагаемое рассмотрение архаических форм коллективного сознания обнаруживает глубоко укорененные в коллективном бессознательном архетипы агрессии крови.

Развитие культуры на всем протяжении становления цивилизации происходило как обожествление, культивирование и эстетизация агрессии и крови. Начиная с эпохи неолита и до сегодняшнего дня эстетика агрессии крови засвидетельствована нескончаемым рядом памятников, литературных свидетельств, традиций и пр. Из этноса в этнос мы наблюдаем религиозное отношение к этим архетипам насилия. Агрессия на протяжении всей человеческой истории возводилась и возводится в добродетель, воспетая всеми поэтами древности она именуется священной. У нее много ярких имен и метонимий - ярость, неистовство, доблесть, берссекирство, одержимость, мужество, необорные руки, силушка богатырская, на право взмахнет мечом улица, налево - переулочек. Ее эпитеты: свирепый, могучий, неумолимый, бесстрашный, ее божественные персонификации - Ника, Валькирия, Немезида, Дурга, Кали, Арес, Рудра, Джаггернаут, Тор; иконография ее героев - этих бесконечных ахиллов, аяксов, роландов и бальдуров, украшает вазы, гобелены, камеи, панно, картины, и, конечно, книжную миниатюру. Перед агрессией, оправленной в образы неумолимой и жестокой стихии, меркло все живое.
Знаменитая метафора агрессии - жатвы - пронизывает всю мировую поэзию.
Эстетика агрессии является основным фундаментом всех героических текстов древнего мира. Эта поэтическая традиция почти без изменений протянулась вплоть до 20-го века и открыла 20-й век неведомой дотоле поэзией братоубийства, поэзией гражданской войны. Агрессия гражданской войны в России достигала наибольшего накала, чем во всякой другой войне и, немедленно отливаясь в поэтические и песенные формы, создавала новый образ агрессии - жертвенный, ставший в последствие стилем героического текста советской литературы.
Возвращаясь к поэтам древности, воспевавших агрессию, стоит заметить, что эстетической компонентой образа агрессии становится число.
Так фараоны, возвещая о своих победах, считают плененных и убитых тысячами. Эпосы оперируют громадными числами побежденных - Илиада, Махабхарата, Эдда, Шах-Наме, Манас, песнь о Роланде и т.д., бросает под ноги победителей тысячи статистов. Эстетику победительной статистики продолжили военные хроники нового времени. Старинные пергаменты хроник и летописей методично калькулируют нашествия, битвы, осады, перечисляя и подсчитывая. Образную роль чисел этих документов трудно переоценить.
Числа, своей абстрактностью и чистой красотой покрывают всю пролитую кровь, иногда прорывавшуюся в репликах хроникеров и летописцев не чуждых поэтического дара, писавших о реках заалевших от крови, о кровавых ручьях, багровых от крови травах и земле. Новейшая история, теряя вкус к поэтике подобного рода, продолжила традиции, явив число в дискурсе военной статистики,. Сухие цифры военных кампаний, поэтизируя искусство стратегии и тактики, полностью абстрагировались от крови и стали похожи на накладные товарных складов. Сарказм Н.Л.Толстого по адресу прусской военной бухгалтерии - erste kolonna marschiеrt, zweite kolonna marschiеrt… - последняя в новейшей истории рефлексия гуманиста по поводу пафоса чисел, отчужденных от крови, предательски сменивших пифагорейский денотат космической гармонии на простенькие коннотации здравого смысла и объективности. Но истина в сегодняшнем понимании большего и не требует.

А кровь, как и в древности, так и сегодня гипнотизирует, опьяняет и страшит. В системе означающих и означаемого кровь подразумевается и кровь подразумевает. Кровью причащают, метят, кропят, разрисовывают и пишут тексты, всякий раз указывая на истинность, кровь - последний аргумент полемики с текучим и неуловимым бытием. Кровь, аргумент сомасштабный бытию. Кровь, последний форпост перед небытием. Кровью заклинают, преображают, искупают, клянутся. Культ крови сопровождает человеческую культуру в самых интимных моментах отношениях человека и высших сил.

Этот древнейший архетип пронизал всю цивилизацию до сегодняшнего дня и, не утратив своей силы, сторожит нашу будущность.
Красный цвет священных тканей, покровов, знамен, перевязей, одежд, уборов, оружия, украшений, геральдических полей всякий раз свидетельствует причастности крови, антологическую связь с кровью, ее мистериальное присутствие, как указание на обладание жизнью простых смертных, как символ власти и знак посвящения. Этот же красный цвет указывает, что его обладатель есть священная жертва высшим силам и избранный среди прочих.

, Эстетика крови сообщала ритуалам всех культур особую недосягаемую сакральность и была самым последним аргументом во всех культурных традициях.
Эстетика крови, это особая эстетика в том смысле, что она не требовала ни от кого особого посвящения и тайны знаний для постижения своей сущности. Она была означаемым и означающим. Принимая бесконечные количества форм, эстетика крови от одного исторического периода до другого не меняла своей сути и не утратила своей тайны. Это положение сохранилось и до сегодняшнего дня и имеет прямое отношение к нашему исследованию.
Кровь и агрессия сливаясь в один знак насилия усиливают свое символическое значение и, взятые в качестве архетипа, позволяют достаточно точно анализировать любой на выбор исторический контекст как древнейшей истории, так и новейшей, вплоть до сегодняшнего дня. Несмотря на бездну, которая тысячелетиями разделяет наше время и древние цивилизации, очевидно, что архетип агрессии крови не только не утратил своего значения, но продолжает функционировать со всей мощью древнейшего знака, в уровне коллективного бессознательного.

Очевидный пример тому, что агрессия и кровь, этот в высшей степени архаический архетип, бьет все рейтинги, и на сегодняшний день является самым коммерческим продуктом на телевидении и, будучи, в силу этого, тотальным хитом, обнаруживает себя в уровне коллективного бессознательного в качестве нового элемента содержания дискурса свободы и права
Как говорилось выше, дискурс свободы и права явился цивилизационным достижением последних четырех столетий, и на сегодняшний день, этот дискурс распространился на все современные формации. Победное шествие дискурса прав человека создает иллюзию светлого демократического будущего.
Но в этом пафосе постепенно проявляется необратимое и опасное противоречие, а именно, право на информацию как на главную составляющую прав человека. С этим правом на информацию происходит удивительная метаморфоза, в том смысле, что информация начинает расшатывать и разрушать породившие ее институты и грозит обществу, которое ее требует, уничтожением. Отношение общество и информация можно охарактеризовать как многоуровневый полисистемный конфликт, вину за который не в последней степени следует возложить на СМИ и на их лидера -телевидение.
Информация в телевизионном исполнении в отличие от всех форм СМИ, обладая всеми преимуществами доступности, имеет при этом недосягаемую, внеконкурентную эвиденциальную составляющую - эффект непосредственного свидетельства, что в свою очередь проявляется как тотальная суггестивность, т. е. на лицо эффект "чистой" правды, эффект бескомпромиссной реальности, а следовательно, доступной всем и каждому истины.
Таким образом, право на информацию оказывается правом на истину.
Посягать на подобное право означает попытку подорвать самые основы демократических завоеваний.
В рамках полемики по поводу демонстрации насилия на ТВ, о пагубных последствиях обратной связи, таких как рост преступности, рост агрессии у нового поколения и т. п., полемики, в которую вовлечены огромные массы людей от специалистов до рядовых зрителей, полемики, уже насчитывающей несколько десятилетий ожесточенных дискуссий, особую остроту приобрела громогласная дискуссия последнего времени о демонстрации на ТВ терактов, сводящаяся к ограничению и дозированию информации в интересах спец служб с одной стороны, и требованию общественности об объективной полной и подробной информации без посредников, в силу того же права на истину - с другой. Эта дискуссия проявила противоречие, казалось бы на первый взгляд самого естественного права - на информацию, противоречие не решаемое в рамках обозначенных упомянутой полемикой дилеммы.
В связи с последним, хочется привести некоторые соображения по заявленной проблеме, - СЛИЯНИЕ архетипа агрессии и крови, воплощаемого в демонстрации насилия на ТВ, с правом на информацию. Цель - вскрыть дополнительные аспекты природы конфликта общества и информация. Поскольку теракт прежде всего политическая акция, политический жест, исполненный агрессии самого жестокого характера, то очевидно что, чем масштабнее агрессия, то тем значимей ее политический резонанс. Моральная сторона теракта достаточно широко муссирована, а потому будет оставлена за скобками данного исследования, за очевидностью естественного категорического осуждения теракта всем мировым сообществом в лице государств, церквей и всех общественных организаций, безоговорочно отрицающих все формы, средства и цели терроризма.

В данном исследовании нас интересует другая сторона теракта, а именно теракт в средствах СМИ и ТВ как шоу, теракт как зрелище. В аспекте данного рассмотрения тема теракта сужена до видеоизображения и только в этом качестве будет предметом нашего рассуждения.
Получая широкий общественный политический резонанс, сотрясая все общество от основания до самого его верха, теракт становится информацией номер один, центром, фокусом, всех мыслимых политических и общественных реакций, и не только в регионе где он совершен, но, мгновенно распространяясь за пределы государства, сосредотачивает на себе внимание всего мирового сообщества, тем самым получая все привилегии для демонстрации на телеэкране. Демонстрация жертв теракта в рамках мирового ТВ пользуется приоритетом на всех новостных каналах и забирает лучшие куски прайм-тайма, создавая особую экспрессивную атмосферу телевизионного вещания, чему в немалой степени способствуют специфический ритм выпусков новостей, массированные показы с места событий, серии интервью с VIPперсонами, политиками, комментаторами, с сопутствующим и соответствующим случаю каскадом требований, деклараций, политических заявлений, постоянно перемежаемых показом наиболее шокирующих ,нагнетающих напряженность и нервозность, документальных планов теракта и его жертв. Таким образом, событие теракта обрастает, как снежный ком, телевизионной оболочкой, насыщенной до предела элементами, поддерживающими, стимулирующими интерес и напряжение теле-аудитории, которая, в свою очередь, в подавляющем большинстве находясь в привычной домашней обстановке, не досягаемая для теракта, воспринимает информацию о нем на уровне и в одном ряду с бытовыми мелочами привычной жизни. Массированное повторение телевизионной картинки ведет к тому, что в течении довольно короткого времени телезритель быстро пресыщаясь повторением, естественно нивелирует самую устрашающую акцию и, удовлетворив свое первое любопытство, ожидает только новых подробностей, и вот уже, как само собой разумеющееся, демонстрация теракта разрастается в истинное шоу.
Без тени преувеличения, можно сказать, что кадры, демонстрирующие убийство президента Кеннеди, самолеты врезающиеся в небоскребы, залитые кровью тела и оторванные конечности и т.п., являются праздником телевидения, его апофеозом, ибо лучшие минуты телевидения теснейшим образом с изображением истины.
Настоящая кровь на экране телевидения, это образ и аргумент истины.
Репортаж с места события совершает чудо, в одно мгновение превращая несколько миллиардов зрителей в реальных свидетелей.

Что же касается зрителя, то воспитанный эстетикой агрессией крови, которая доминирует в потоке боевиков, триллеров и фильмов ужасов, он уже готов воспринимать демонстрацию теракта в системе ценностных категорий продукции в стиле action, акцентируя свое внимание на самых драматических кадрах документального репортажа, на самых шокирующих подробностях развернутой на экране трагедии выживших и погибших. Эти кадры, в свою очередь, являются вожделенной целью всякого профессионального телерепортера, ибо не только доказывают его мастерство и талант, но являются самым горячим товаром в конкуренции на рынке сенсаций. Таким образом, получается, что с обеих сторон, т.е. со стороны телевидения и со стороны зрителя, идет охота на кровь.
Демонстрация теракта, как это не покажется кощунственным, переживается аудиторией, как самое увлекательное шоу. Это явление можно понять, вспомнив апофеоз толпы, присутствующей на пожаре. Не заметить элементы восторга и любования, смешанных с восхищением и ужасом - невозможно. Они слишком очевидны, чтобы их отрицать. По остроте ощущения в повседневной реальности демонстрация теракта, безусловно, вне конкуренции. Частота этих демонстраций создает устойчивый, входящий в повседневную привычку, тонус жизни ,странную смесь тревожности, алертности и восхищения. Подобному явлению всегда уделяли внимание психологи и есть соответствующие клинические исследования с полагающийся внушительной медицинской статистикой как эндокринологического, так и нейроцеребрального состояния.
Хочется подчеркнуть, что становящийся привычным, подобный тонус нуждается в постоянном обновлении телевизионной картинки, требуя новых демонстраций насилия, т.е….. новых терактов. Данность такова, что возникла зависимость телеаудитории от демонстрации крови, и сегодняшний телезритель живет в ожидании очередного телевыпуска новостей, где новые кадры будут ужасать и восхищать.
Отсутствие терактов уже чревато абстинентным синдромом, который может проявиться в апатии и равнодушии к телевещанию. На помощь приходит заместительная терапия в виде репортажей криминальной хроники, где распластанные жертвы, пятна крови, орудия убийства так же поднимают пресловутый тонус, наполняя жизнь столь необходимой дозой возбуждающей видеокартинки. Изо дня в день зрителя атакуют передачи самых высоких рейтингов: "Дорожный патруль", "Дежурная часть", "Криминал", "Петровка, 38", предъявляя зрителю привычный объем "настоящей" крови, внося в его картину мира устойчивый элемент полярности, на фоне которой его собственная, пусть и не простая жизнь, выглядит вполне устойчивой и, в известной степени, благополучной. В то же время, постоянно реализуется потребность в ощущении истинности окружающего мира, львиная доля которого представлена, именно, телеэкраном.

Телевизионный сеанс в основном длится 6-7 часов, столько же, сколько длится рабочий день. С телевизором встают, с него начинается вечер после рабочего дня и им же заканчивается вечер.

Тенденция к драматизации внешних мирных программ ток-шоу, обострение конфликтной, а то и просто скандальной атмосферы в студии ("Окна", "Большая стирка", "Частная жизнь", "Деньги" и пр.), обнаруживают явную попытку угнаться за программами агрессии и крови, и, в то же время, в этих программах сделан упор на возбуждение самых простых и низменных реакций, что вполне соответствует переживанию чувства истинности. Разумеется, очевидна паллиативность этой сферы телевидения в отсутствие сенсаций, связанных с агрессией и кровью.

Не прекращающийся поток кинопродукции, построенный на насилии, будучи не способен покрыть постоянно растущей абстиненции, постоянно расширяется, изыскивая все новые выразительные средства для художественной имитации насилия. Жесткий рынок кинобизнеса диктует условия, при которых качество демонстрации агрессии и крови с одной стороны достигает степени художественного шедевра, а с другой вырабатывает стереотипы, т.е. вполне узнаваемые знаковые ситуации, включающие в себя всю полноту семиозиса насилия.
Достаточно беглого взгляда, чтобы сразу же оценить, что представляет собой картинка на экране. Правило изображения агрессии диктует дробный, мозаичный монтаж, клиповую нарезку крупных планов(лица, руки, ноги, оружие - все по диагонали кадра), данные в движении фрагменты разрушаемой среды(обломки, осколки, брызги…),контрастный свет, максимальный уровень фонограммы (крики, рев, гул, ударные - одновременно) - привычный набор приемов, входящий в блок (знак),отданный изображению агрессии.
Иначе строится знак крови. Темпы замедлены, монтаж длинными кусками.
Кровь проступает, натекает, заливает экран, капает… Камера переходит в субъективный план, всматривается, цепенеет, камера созерцает.., почти всегда используется трансфокатор. Священнодействие. Истечение крови возвращает память к подспудной сакральности.

Семиотическая природа насилия сегодня доступна к постижению далекому от знания психологии и теории монтажа самому непросвещенному зрителю, которого язык не поворачивается назвать непросвещенным, настолько он отчетливо и полно считывает адаптированную к его восприятию семиотику агрессии и крови.
В этом смысле современный зритель так же приобщен к мистерии крови, как и его далекий предок.
В результате возникает парадоксальная ситуация, чем успешнее очередной фильм, тем достовернее художественный образ агрессии и крови, им представленный, а, значит, прочнее зависимость и, чем она прочнее, тем выше должна быть следующая доза. Зрителя водят по кругу от постановочных крупных планов крови, до репортажных кадров той же крупности.

Пульт в руках зрителя гарантирует ему свободный выбор телевизионной картинки. Мгновенно принимая решение, зритель оказывается и судьей телепродукции и, в силу привитой ему зависимости, ее заложником. При возможности выбора между передачей-беседой, где требуется настроится, вникнуть и только потом обнаружить личный интерес к обсуждаемой на экране проблеме, т. е. затратить время и нервную энергию; и - кадрами насилия, где переживание захватывает зрителя с первой же секунды экспозиции, то спрашивается, чем же средний статистический зритель должен обладать, чтобы остановить свой выбор на передаче- беседе?

Телевизионное пространство в высшей степени наркотизировано демонстрации насилия. Какое бы количество насилия не предоставляло ТВ, телеаудитория требует его все больше и больше. Возникает замкнутый круг спроса и предложения, где изощренность первых потакает пресыщенности вторых.

Складывается ситуация, где телемир уже с нескрываемой жадностью и нетерпением ожидает новых терактов. Show must go. Без всякого преувеличения можно сказать, что террористическая организация "Аль Каеда" может смело претендовать на все номинации Оскара, а исламский фундаментализм отныне поставщик идеальной телепродукции. И опять напоминание о том, что телевидение является основополагающей составляющей нашей жизни. Коль скоро, именно, телевидению мы обязаны представлением о мире, то естественным следствием этого положения в условиях наращивания, демонстрации агрессии и крови, явится ситуация, где в качестве самого роскошного и последнего шоу, всемирная телеаудитория с остановившимся сердцем будет наблюдать последний шедевр телевидения, репортаж третьей мировой войны. Как полный апофеоз архетипа агрессии и крови.

В задачу данного исследования не входит установление причинно следственной связи СМИ и третьей мировой войны. Это дело специалистов - политологов, хотя надо признаться связь ТВ и террора прослеживается невооруженным глазом, и уже неспециалисты дают довольно точные прогнозы в отношение этой связи.

Позволим себе напомнить, что Герострат добился своего, а имя строителя храма Артемиды в Эфесе кануло в небытие.

Резюмируя все выше сказанное, хочется заметить, что эскалация насилия на ТВ, как процесс на сегодняшний день полностью ускользающий из под чьего-бы то ни было контроля, привел еще к одному сложному цивилизационному парадоксу.
Быстрая конвейерная смена сенсаций, девальвируя масштаб и трагизм, прошедших еще в недавнем времени террористических акций, их виртуальность порождают не просто анестезию к жертвам насилия, утративших вкус сенсационности, но, что еще страшнее, вынуждают забывать и забывать, и, нивелируя все события минувшего, наконец, стирают историческую память, а значит разрушают основу национального самосознания, что, в свою очередь, является разрушением культурной основы как в рамках целого этноса, так и всякого человека в частности.
Историческая память есть фундамент этноса. До недавнего времени казавшаяся нерушимой, на сегодняшний день историческая память оказалась под угрозой стирания и исчезновения. В ряду обычных вещей, что историческое прошлое всегда является мишенью торжествующего строя, ведь всякий правящий режим старается вписать в историю прежде всего себя. В этом палимсесте дано разбираться единицам, но сегодняшний день страшнее тем, что история, написанная предыдущим веком, какая бы она не была, может превратиться в пустой пергамент. Историческая память оказалась не защищенной перед массированным потоком сенсаций.

В этой связи представляются, не более, чем утопией, попытки в нынешней России выстроить национальную идею в рамках гуманистической концепции с одной стороны, и удержать общество в рамках гуманистических ценностей с другой. Ближайшая серия терактов, ожидающих Европу, нашу страну и весь цивилизованный мир, может неожиданно повернуть историю цивилизации в противоположную сторону, восстановив в правах символы агрессии и крови, и возвратив цивилизации ее догуманистические ценности.