| PETRARCA… VOLGARE
QUASI UNA REPLICA
Вульгарен ли? Не знаю. Банален? Несомненно. Вульгарность Петрарки – факт медицинский, коль скоро это и есть его самопоименовение, такое же, как метафорность нынешнего метафориста. Другое дело обвинение – со стороны – в банальности... Немалая загадочность, однако, в том, что при очевидности данного диагноза пациент здоров и повидимому жив, и собирается пережить нас с вами. Но... Утешься, друг! – как советует Пушкин в своем «Герое». Банальность – в отличие, скажем, от злодейства с гением отнюдь совместная вещь! Вот вам недавний пример. Бальмонт – ведь поэт высокой пробы, но однако и банален – аж жуть! Но вот Петрарка – не Бальмонт же!
Onde tolse Amor l'oro, et di qual vena...[1] 220. Где злата для двух кос Амур намыл И розы разыскал он где меж терний, Где иней взял, седых снегов химерней, Чтоб он дышал и пульсом жилок жил? Где жемчуга достал и изострил, Чтоб речь сквозь них лилась нельзя примерней? Откуда свет он вынес невечерний И в ясном тихом взоре водворил? Где спер он эти ангельские гласы, Которые во мне спирают дух – До спазма, до бессмысленной гримасы? Откуда нежный, как цветочный пух, Покой, ее объемлющий все часы, Когда молчит или мечтает вслух?
...не Бальмонт же – и все-таки – воспользуйся Петрарка этой любезной подсказкой позднесоветского рифмотворца – не твердить бы ему это в каждой Божьей строке – где взял? И снова – где взял? Где взял то, да где взял это, да где взял вот то прочее? Прямой милиционер из анекдота...[2] Рассказанное здесь – басня. Кстати – ведь басня изначально была и остается произведением – ну не лирика ведь! – произведением эпическим. Думая обо всех этих петрарковых позициях, исполненных заемной тривиальности, никак не выходит из ума... Рихард Вагнер. Творец, все молодые годы порицаемый за профнепригодность – вдруг после 40 обнаруживает в себе склонность быть животным разной породы, обзывает банальный звук лейтмотивом и – вперед – на раздутых парусах... Петрарка и Вагнер. Кто б еще? Да вот – русская былина с добрым молодцем и красными девицами. Вон у Петрарки – сплошной лейтмотив. Златовласая мадонна. Амур злокознивый. Да страсть неминучая. Прямо какой-то Лев Толстой с его вечно косолапящей княжной Марьей. Видно, чтобы мы не прохлопали при встрече. Если косолапит – значит уж она, княжна Марья. Конечно, сонет – не былина и даже не басня. Басня, былина – это у него канцона, особливо та, одна из последних, где Поэт пытается ущучить Амура в суде. Однако сонетов так много, что перебирая раз за разом все случаи, Читатель ведь может и встать в тупик, встретив ту же, но в иных коннотациях. Та ли это – с которой он прежде, - или уже другая. Вот например...
Quand'io v'odo parlar si` dolcemente... 143. Я, слыша ваши ласковые речи, Внушаемые демоном любви, - Такое пламя чувствую в крови, Что, мертвый бы, и то восстал для сечи. Тогда томлюсь я предвкушеньем встречи С любимой, столь прекрасной, сколь и вы: Она со мной, мой грустный вздох: "Увы!" – Не пробудит меня в ночи далече. Ей пряди свежий ветер растрепал – Вот к дому подошла, вот входит в залу: От сердца ключ в ладошку к ней попал. Но боль восторга скулы мне помалу Свела так сильно, что язык мой стал – И вынужден прибегнуть к интервалу.
Видите ли – тут пряди. Пряди вразмет, в растреп. Не понимая, что речь идет все о той же (это ведь не кино), Читатель в своем праве раздосадованного, мечет Поэту громы и молнии: Разврат! Читатель, разумеется, прав. Неча играть в разнообразие с героиней типичнейшего эпоса. На этом мы, пожалуй, остановимся. Мы зададим себе вопрос – переводимы ли стихи Петрарки на простые человеческие языки – на язык международной современной лирики, например. Возьмем случай не столь запутанный, как тот, за №143, но относительно простой (такие тоже бывают, хотя не часто) – этот за №159. Как где-то уже говорилось, этот номер что называется выгорел в России. Ему необыкновенно повезло.
159. Сонету необычно повезло в России: он – чуден, по крайней мере, в двух переводах: Ив.Козлова и Вяч. Иванова. Привожу оба:
В какой стране небес, какими образцами Природа оживясь, умела нам создать Прелестный образ тот, которым доказать Свою хотела власть и в небе, и меж нами?
Богиня где в лесах иль нимфа над волнами, Чьи локоны могли б так золотом блистать? Чье сердце добротой так может удивлять?- Хотя мой век оно усеяло бедами.
Мечтатель, пламенный еще, не встретясь с ней, Божественных красот всей прелести не знает, Ни томного огня пленительных очей;
Не знает, как любовь крушит и исцеляет,- Кто звука не слыхал живых ее речей, Не зная, как она смеется и вздыхает. (Ив. Козлов)
Ее творя, какой прообраз вечный Природа-Мать взяла за образец В раю Идей? – чтоб знал земли жилец Премудрой власть и за стезею Млечной.
Ее власы - не Нимфы ль быстротечной Сеть струйная из золотых колец? Чистейшее в ней бьется из сердец - И гибну я от той красы сердечной.
В очах богинь игру святых лучей Постигнет ли мечтательной догадкой Не видевший живых ее очей?
Целит любовь иль ранит нас украдкой, Изведал тот, кто сладкий, как ручей, Знал смех ее, и вздох, и говор сладкий. (Вяч. Иванов)
Никак не удержусь, дабы не привести еще сонет и в переводе некоего АБ.
159. Она в блаженном космосе идей Витала до поры, когда природа, Придав черты ей ангельского рода, Ввела ее в унылый мир людей. Как нимфы вод, как божества полей – В ее власах все золото восхода, А в сердце чистом – мысли слаще меда, Хоть горько от него душе моей. Не знаю красоты ее небесней: Ее глаза так живы, так нежны,– Что горестно и беспечально мне с ней. Ее слова – как ветерок весны,- Вздохнет она, и вздох звучит мне песней,– А смех в ней чист как серебро струны.
Да что в России – вот, скажем, и в Англии этим скромным сонетиком не погнушались – перевели.
An excellent translation by Joseph Auslander:
In what bright realm, what sphere of radiant thought Did Nature find the model hence she drew That delicate dazzling image where we view Here on this earth what she in heaven wrought?
What fountain-haunting nymph, what dryad sought In groves, such golden tresses ever threw Upon the gust? Whose hearts such virtues knew? – Though her chief virtue with my death is fraught.
He looks in vain for heavenly beauty, he Who never looked upon her perfect eyes, The vivid blue orbs burning brilliantly –
He does not know how Love yields and denies; He only knows who knows how sweetly she Can talk and laugh, the sweetness of her sighs.
Застенчиво покраснев от собственной нескромности, выдаю творение беспардонного БА, хотя тоже – на английском:
In what part of the sky, in what idea There was the example whence the Nature took That beautiful nice face wherein forsook To common sight the image of Ikaria?
What nymph in brooks, goddess in woods made via Her show to hair of fine gold at our look – So many a virtue in an only nook Causing my bitter death, oh dulcinea?
He seeks in vain for divine Beauty who Did never see her eyes nor its sweet manner Of spreading their light in its skyey view.
He doesn’t know Love the soul’s venom and manna Who doesn’t observe how sweetly does she do When sighing, smiling, speaking goes Madonna.
И в завершение этого парада умов и возможностей – он самый:
159. In qual parte del ciel, in quale уdea Era l'exempio, onde Natura tolse Quel bel viso leggiadro, in ch'ella volse Mostrar qua giu quanto lassu potea?
Qual nimpha in fonti, in selve mai qual dea, Chiome d'oro si fino a l'aura sciolse? Quando un cor tante in se vertuti accolse? Benche la somma e di mia morte rea.
Per divina bellezza indarno mira Chi gli occhi de costei gia mai non vide Come soavemente ella gli gira;
Non sa come Amor sana, et come ancide, Chi non sa come dolce ella sospira, Et come dolce parla, et dolce ride.
Теперь мне хотелось бы вернуться к тому, с чего начался этот разговор
не о Данте. Мы с вами получили сам текст и пять его интерпретаций, три
из них нам внятны. Сам текст и два его английских выражения могут таить
в себе некоторую неожиданность. Давайте попробуем их раскрыть. Давайте
условимся, что как и в первых трех случаях, два последующих принадлежат
незапятнанным репутациям честных борцов с кошмарными последствиями Вавилонского
Столпотворения, подлинным рыцарям Петраркистики, не пытающимся что-либо
из красот известного им подлинника от нас утаивать, и мы не станем их
уличать в «удалении» от подлинника. Тем более, что жизнь человеческая
коротка и могущество эпических произведений рискует остаться навсегда
не охваченным... Это не турнир сравнений сильнейших с более сильными...
Это попытка приблизить себя и вас к пониманию того, каким образом можно
все-таки, преодолев чудовищное тяготение крупной эпической формы, выстрелить
из нее ее ничтожную крупинку и, огранив ее – шпинель, выдранную из британской
короны – своим особым, свойственным только вору-художнику способом, –
продать на толчке как лирическую миниатюру.[3]
-------------------------------------------------------------------------------- [1] Ит. Где взял Амур, в которой жиле... [2] Анекдот гласит. Сцена. На ней – Милиционер за столом занят оформлением бумаги. Входит Мужик с Топором. Милиционер – имея в виду Топор, Мужику: Где взял? Мужик стоит, оторопело глядя на Милиционера. Милиционер – ласково: Где взял? Мужик окостенело застыл. Милиционер – еще ласковее: Ну что... будем отвечать? Где взял? Мужик выходит из оцепенения, подбегает к Милиционеру и шлепает об его голову топор – ворчливо, но с готовностию: Где взял... где взял... Купил! [3] Расшифровка иноязычных текстов.
Чтобы предать на общий позор обитательницу Икарии?
Какая нимфа источников, что за лесная богиня явила Через нее нашему взгляду волосы чистого золота, Такое множество добродетелей в едином укромном уголке, Причиняя мне горькую гибель, о сладчайшая?
Тот взыскует напрасно божественной красоты, кто В глаза не видел глаз ее, ни их нежную манеру Струить вокруг их свет в небесном взгляде.
Тот не знает в Любви отраву и манну души, Кто не ведает, как сладостно она Вздыхает, смеется и говорит, мадонна.
У Петрарки:
159. В которой части неба, в которой идее Возник пример, откуда Естество изъяло Прекрасное прелестное лицо, в котором пожелало Здесь, в дольних, показать - что может там, в верхах?
Какая нимфа вод, что за богиня чащ - Власы столь изысканного золота распускала по ветру? Когда какое сердце собирало в себе столько добродетели? Хотя сумма и повинна моей гибели.
Напрасно ищет тот божественную красоту, Кто глаз ее никогда не видел - И как божественно она ими поводит!
Не знает, как Нежбог целит и умерщвляет Тот, кто ея не слышал вздохов кротких, Ни кроткой речи, ни кроткого смеха.
|